Я, в отличие от многих молоденьких девушек, совершенно не хотела стать актрисой.

Я не ходила в театр, мне казалось, что это все неправда. Один раз мама повела меня на сказку, и мне не понравилось. На сцене все врали, и баба Яга, и Кикимора… Мне больше нравились мультфильмы. Их я люблю до сих пор.

А тогда мне хотелось заниматься, например, языками, литературой или историей. По всем этим предметам у меня были хорошие оценки, в отличие от точных наук, в которых я ничего не понимала.

Я росла достаточно вольно, родители были очень заняты на работе, и тотального контроля надо мной не было. Поэтому, чего я хочу и куда мне пойти — я решала сама.

Один раз я шла по Невскому к своей сестре, которая тогда жила на Староневском, и меня заприметил Владимир Афанасьевич Малыщицкий (1940 — 2008). Он со мной познакомился, показал мне свое служебное удостоверение Института культуры, где значилось «Режиссер». Это произвело на меня впечатление и показалось интересным. Некоторое время спустя мы встретились опять, и я пошла поступать в Институт культуры.

Первым экзаменом было сочинение, которое я умудрилась написать на «единицу». Мне казалось, что главное в сочинении — это мысль, что мои мысли — они самые глубокие, что меня поймут, а знаки препинания — это не так существенно. Этим закончилось мое поступление в Институт культуры. Тем временем вступительные экзамены в Университет уже прошли, и я осталась не у дел.

Осенью я пошла работать на завод им. Козицкого. Но идея о поступлении в творческий институт меня не оставляла. В тот момент в Театральном институте на Моховой был дополнительный прием на отделение Музыкальной комедии, и я решилась пойти. Собственно, я пела с самого раннего детства. Все началось с того, что в семилетнем возрасте меня взяли в детский хор Кировского театра. Мы пели в «Пиковой даме», «Кармен», «Борисе Годунове», «Щелкунчике». Я «прослужила» в Кировском до 15 лет, и просто обожала оперную и балетную музыку, многие арии знала наизусть.

На приемных экзаменах на отделение Музкомедии меня не стали слушать, так как им была нужна девушка на амплуа инженю (потенциальная исполнительница ролей неопытных простушек — прим. редактора). И я вернулась обратно на завод в отдел ОТК по работе с письмами, в машинописный отдел.

К лету я поняла, что завод мне «по смыслу жизни» не подходит, и решила идти в Театральный институт еще раз. Я покрасилась в рыжий цвет, сильно подвела глаза, надела ярко желтую блузку, которую одолжила у подружки, и пошла поступать опять. Первый, кто меня увидел, был Лев Абрамович Додин, у которого я потом училась.

Я поступила очень легко, совершенно без всяких усилий. Учитывая свою «карьеру» в театре, я уже тогда хорошо пела, неплохо двигалась и выразительно читала басню Крылова и что-то серьезное из Блока.

Однако, думаю, что в своей желтой кофточке я должна была вызывать улыбку или просто смешить комиссию. И вот на втором туре ко мне подошел Корогодский и, как бы серьезно, спросил меня шепотом, указывая на мою «шикарную» желтую кофту: «Это что, кнопочки?». Я решила, что если меня шепотом спрашивают, то надо шепотом и отвечать. И я заговорщическим шепотом ответила: «Нет, это не кнопочки, это пуговички». Это моя «серьезность» его позабавила, ведь он просто пошутил, да и рядом никого не было.

На третий тур я явилась в голубом платье, которое мне «шло». Правда, платье тоже было подружкино, да и подол был заляпан зеленой краской, так как подружка прислонилась к свежевыкрашенному забору! Мне говорили, что это не хорошо, что так нельзя, что нужно переодеться, но я была уверена, что шедшая через пол платья зеленая полоса от забора — это ерунда! Главное, что мне голубой цвет к лицу!

На тот момент, не смотря на тягу к выступлениям, я безумно боялась сцены. Конечно, приемная комиссия это заметила, ведь когда я пела, то всю песню смотрела в одну точку. В какой-то момент Корогодский и Додин, не сговариваясь, повернули головы туда, куда я «направляла» свое пение! После этого они пригласили меня сойти со сцены и встать прямо перед ними. И тут я чуть не свалилась в обморок, мне, ведь, и так страшно стоять и петь, а надо еще спеть прямо перед столом приемной комиссии! Но меня попросили не петь, а повернуться к ним спиной и описать внешность тех, кто сидел в комиссии. Видимо, у Додина и Корогодского были сомнения, что я вообще что-либо вижу перед собой, когда «выступаю»!

В комиссию входили и наши кураторы — студенты старших курсов. И тут я «превзошла» все ожидания: «Вот слева сидит мужчина в махровой футболке и с черными, вьющимися волосами грузинского происхождения», изрекла я про еврея, тогдашнего студента, который потом ставил спектакли в ТЮЗе — Александра Мексина. Естественно, раздался хохот. Я стала перечислять дальше. Следующим из сидящих был Додин, про которого я сказала, что он в рубашке и галстуке. Смех продолжался. Я повернулась и увидела, что он был одет по-летнему и никакой рубашки и галстука на Додине нет.

Вообщем, меня приняли. Я поступила на курс Додина — Корогодского. Мне очень помогал на поступлении тогда студент, а позже создатель «Театра за Черной речкой» режиссер Олег Мендельсон (1944 — 2011). Во многом благодаря Мендельсону я и поступила. На третьем туре мы играли фрагменты спектаклей, я участвовала во фрагменте по Э. де Филиппо «Вор в раю» в роли Нинуччи. Я по роли должна была целоваться. А мне страсть как не хотелось, я стеснялась, ди и партнер мне совсем не нравился. Но Мендельсон меня правильно настраивал, он говорил: «Ты хочешь поступить? Значит — надо целоваться!». Еще долго потом я стеснялась на сцене, потому что не понимала, зачем нужно то, что я там делаю.

Корогодский был очень терпелив, опекал и уважал нас. На одном курсе со мной учились Надежда Шумилова, Наталья Майданюк. Надо сказать, что Корогодский очень высоко ценил женскую красоту. И на нашем курсе училось много красивых девочек. Нас даже называли «Голливудский курс»!

Часть моих сокурсниц впоследствии стали актрисами ТЮЗа им. Брянцева.

Но с ТЮЗом мы соприкоснулись еще раньше. Будучи студентами института, мы играли в знаменитых ТЮЗовских спектаклях, созданных Корогодским. Это были «Наш Чуковский», «Наш цирк», «Наш и только наш».

Вообще, мы были одним из тех курсов, которых через всю творческую жизнь поддерживала и вела мощная школа, школа мастерства, которую мы прошли, учась у Додина и Корогодского. Наши педагоги сами настолько любили свое дело, что мы просто не могли не влюбиться в актерскую профессию.

Постигая азы мастерства, мы вкусили ту долю фанатизма и полной самоотдачи, без которых в этой профессии делать нечего. И Додин, и Корогодский были с нами очень серьезны. И, может быть, в этой серьезности был даже перегиб, нам внушали, что искусство — это нечто высокое, трудно достижимое, очень далекое от нас, находящихся где-то «внизу».

Нас учили почитать и уважать старших, причем это относилось как к состоявшимся актерам, так и к студентам старших курсов, на которых мы смотрели с обожанием, считая из невообразимо талантливыми и немного им завидуя.

Корогодский нам говорил: «Если я вас выбрал на вступительных экзаменах, то вы все гении, а я — ваш гениальный учитель. И вот четыре года мы будем играть в эту игру». И мы играли! Правда, он бывал не всегда последователен в этой своей «игре», очень часто бывал нами недоволен, ругал нас. На этой почве могли развиваться всякий комплексы, которые потом мешали в работе. Но он завораживал нас, он нам внушал, что мы, придя учиться актерской профессии, соприкасаемся с явлением уникальным и необыкновенным, что театр это «восьмое чудо света».

Нам планомерно прививалось понимание чувства юмора на сцене. Мы играли бесконечные капустники, ставили этюды на применение ассоциативного юмора.

Додин и Корогодский очень любили людей талантливых, и старались сделать так, чтобы мы тоже испытывали глубокое уважение и любовь к таланту. На занятия к нам Корогодский приглашал знаменитых поэтов и писателей, которые стали классиками советской литературы 20 века. К нам приходил драматург Александр Володин, поэты Белла Ахмадуллина и Булат Окуджава. Мы близко общались с этими людьми. И эти встречи лично на меня очень сильно воздействовали, я всю жизнь стремилась и буду стремиться к тому высокому уровню, который они задавали своим творчеством.