Выдвижение литераторов среди создателей жанра оперы не помешало Екатерине II в гневе сжечь трагедию Княжнина «Вадим Новгородский», а Новикова, который, как потом оказалось, пьес не писал, засадить в тюрьму. Екатерина прекрасно понимала, что ничто не может помешать поступательному движению театра, и потому спокойно жгла. А пьесы поступали и поступали, в огромном количестве. Чтобы совладать с ними, Екатерина в 1791 году поставила во главе Дирекции над зрелищами и музыкой князя Юсупова. Князь был большой оригинал. Но это не испугало драматургов. Их вообще фиг чем испугаешь, они продолжали себе писать, несмотря ни на что, и пишут до сих пор.

Немалую роль играли в то время крепостные театры, среди которых многие были лучше казенных. Например, театры Юсупова, Шереметева, Апраксина. Только им, как лучшим, не суждено было стать в будущем основой советского театра, ибо в 1861 отменили крепостное право, а с ним и все крепостные театры.

Конец бурного XVIII века ознаменовался трогательной историей любви графа Шереметева и актрисы его театра Жемчуговой-Колосовой. Жемчугова была талантлива и обаятельна, пела, играла на арфе и на сцене. Ею восхищалась Екатерина II, восхищался Павел I, от нее в восторге был польский король Станислав Понятовский. Цари и короли одаривали ее вниманием и драгоценностями, но ей это было не надо. Она любила графа Шереметева, а он любил ее, как мало в какой пьесе когда-либо изображалось. В конце концов, не выдержав мук, Шереметев дал Жемчуговой вольную, и влюбленные тайно обвенчались. Когда про эту историю узнал император Александр, он был потрясен и одобрил брак. Только высший свет не мог простить бывшей крестьянке, что она увела богатейшего жениха России. Свет затаил злобу, и у Жемчуговой открылась чахотка. Едва родив сына, она умерла, а на ее похороны не явился никто, кроме крепостных актеров и архитектора Кваренги. Убитый горем Шереметев переехал в Москву, оставив всем нам в наследство свой замечательный дворец на Фонтанке вместе с Музеем театрального и музыкального искусства. Эта история до сих пор остается одной из самых трогательных пьес, которые когда-либо разыгрывались в жизни. Ибо издавна пьесы разыгрываются не столько на сцене, сколько за сценой, причем эти закулисные пьесы серьезней, драматичней и трагичней тех, что идут на подмостках. А вы пишите, пишите, господа драматурги…

Между тем, XVIII век кончился. Но прежде, чем он кончился, скончалась Екатерина II. И когда начался XIX век, пришло время Озерову собирать невольны дани народных слез и рукоплесканий. Он их собирал не один, а делил с младой Семеновой. Жадность Семеновой, однако, довела Озерова до нищеты, и он, в конце концов, умер, поначалу сойдя с ума. Возможно, Семенова здесь была не при чем, только на кой-ляд ему было с ней связываться!

Несмотря на эти драматические перипетии, театральная жизнь той поры была довольно пестрой. Пестрела она больше генералами. Например, вместе с Озеровым стал писать пьесы другой генерал, но статский — Гаврила Романович Державин. Вполне мог писать пьесы его друг Шишков, но он был адмирал.

Державин уже был стар и потому пьесы писал очень длинные, так что их не хотели ставить. Каждый раз, когда не ставили его очередную пьесу, Державин собирал в своем доме друзей и морил их чтением не поставленной пьесы. Среди выживших был Степан Петрович Жихарев, любитель-театрал. Позже он описал чтение Державиным своих пьес, причем описал так живо и ярко, что имя Жихарева в истории русского театра известно теперь куда больше, чем имя Державина-драматурга. Но Державин считал себя великим драматургом и плевал на потомков. Он любил говаривать: «За стихи меня пусть судит, за дела сатирик чтит». Однако стихи его жили и живут, а дела канули в лету. С ними и сатирик.

После Озерова русскому театру пестреть драматургами долго не удавалось. Когда умер Озеров, из популярных личностей в России оставались только Сперанский и Аракчеев. Пьес они не писали, да и кто бы, скажите, стал читать пьесы Аракчеева?! Зато русский театр пестрел актерами — Дмитриевскими, Плавильщиковыми, Шушерины, Яковлевыми и прочей гордостью отечественной культуры. На столичных сценах этим артистам приходилось нелегко, потому что надо было усиленно преодолевать каноны классицизма. Разумеется, одни преодолевали больше, другие меньше. Но у них и жалованье было разное.

Война с Наполеоном вызвала рост патриотических настроений в обществе, на волне которых и родился, а потом умер Озеров. Особенно эти настроения росли перед войной 1812 года, но после 1812 года расти перестали. Зато стали расти революционные настроения и романтизм. Очень помогли в этом Шиллер и Шекспир, которых стали переводить с французского, потому что высшее русское общество ничего не знало кроме французского. Тут еще в дело вмешались передовые русские художники и стали требовать от театра правдивого отображения жизни, обличения крепостничества и пропаганды гражданских идей. Театр посылал художников куда подальше, ибо что художники могли понимать в театре, если они художники? В театре расцветали комедия и водевиль и славились Щепкин, Сосницкий и Вальберхова. Другие тоже славились, но меньше. А эти артисты были передовыми, и хотя не были революционерами, но выражали протест. После водевиля самыми популярными жанрами были мелодрама и снова водевиль, но только в другом смысле. Водевиль говорил со зрителем на эзоповом языке, рисуя карикатуры на власть предержащих и сообщая последние новости из Парижа. Еще больше водевиль славился танцами и куплетами. В этом искусстве по сей день остаются непревзойденными Сосницкий и Асенкова. Короче говоря, театр бурлил и веселился, игнорируя требования передовых художников на предмет крепостного права. И веселился довольно долго, пока не пришли Грибоедов и Пушкин. Тут веселье кончилось и начался зрелый реализм с Лермонтовым и Гоголем.